|
|
|
|
- -
кровь струйкой
стекала по белым перьям. Чертова птица задала мне жару. Когда я оказался
на другой стороне центральной скалы, моя нога застряла между двумя
камнями, и я чуть не сломал себе лодыжку.
Наконец она начала понемногу сдавать, и я настиг ее на восточной
стороне острова. Она пыталась добраться до воды и уплыть. Я схватил ее за
хвост, а она повернула голову и долбанула меня клювом. Тогда я схватил ее
одной рукой за ногу, а второй взялся за ее несчастную шею и свернул ее.
Звук ломающейся шеи доставил мне глубокое удовлетворение. Кушать подано,
сударь. Ха! Ха!
Я отнес ее в свой "лагерь". Но еще до того, как ощипать и выпотрошить
ее, я смазал йодом рваную рану от ее клюва. На птицах чертова уйма
микробов, только инфекции мне сейчас и не хватало.
С чайкой все прошло отлично. Я, к сожалению, не мог приготовить ее.
Ни одной веточки, ни одной волнами прибитой доски на всем острове, да и
лодка затонула. Так что пришлось есть ее сырой. Желудок тотчас же захотел
извергнуть ее. Я посочувствовал ему, но не мог ему этого позволить. Я стал
считать в обратном направлении, до тех пор пока приступ тошноты не прошел.
Это помогает почти всегда.
Можете представить себе, что эта дрянь чуть не сломала мне щиколотку,
да еще и клюнула меня. Если завтра я поймаю еще одну, надо будет ее
помучить. Этой я позволил умереть слишком легко. Даже когда я пишу, я могу
посмотреть вниз и увидеть на песке ее отрезанную голову. Несмотря на то,
что ее черные глаза уже покрылись тусклой пленкой смерти, она словно бы
усмехается мне.
Интересно, у чаек есть хоть какие-нибудь мозги?
Съедобны ли они?
29 января.
Сегодня никакой жратвы. Одна чайка села недалеко от верхушки каменной
глыбы, но улетела, прежде чем я успел "передать ей точный пас вперед",
ха-ха! Начала отрастать борода. Чертовски чешется. Если чайка вернется и я
поймаю ее, вырежу ей глаза, прежде чем прикончить.
Я был классным хирургом, доложу я вам. Они запретили мне
практиковать. Правда, забавно: все они занимаются этим, но превращаются в
таких ханжей, когда кто-нибудь попадется. Знали бы вы, как меня вздрючили.
Я так натерпелся за время своих приключений в роли практиканта, что
наконец открыл свою собственную практику на Парк Авеню. И все это без
помощи богатого папочки или высокого покровителя, как это сделало столько
моих "коллег". Когда практика моя закончилась, мой папаша уже девять лет
лежал на кладбище для бедняков. Мать умерла за год до того, как у меня
отобрали лицензию.
Это было чертовски скверное положение. Я сотрудничал с полудюжиной
фармацевтов с Ист-сайда, с двумя крупными поставщиками лекарств и по
крайней мере с двадцатью другими врачами. Я посылал пациентов к ним, а они
ко мне. Я делал операции и прописывал им необходимые обезболивающие
средства. Не все операции были так уж необходимы, но ни одну из них я не
сделал против воли больного. И никогда у меня не было пациента, который
посмотрел бы на рецептурный бланк и сказал бы: "Мне это не нужно". Ну,
например, я им делал операцию на щитовидной железе в 1970 году, и они
принимали обезболивающие еще в течение пяти или десяти лет, если я им
советовал это. Иногда я так и делал. И вы понимаете, что не я один. Они
могли себе позволить приобрести такую привычку. Ну а иногда пациенту плохо
спалось после небольшого хирургического вмешательства. Или он становился
слегка нервным после приема диетических пилюль. Или либриума. Все это
можно было легко поправить. Раз - и готово! Если бы они не получили это от
меня, они получили бы это от кого-нибудь другого.
Затем налоговая служба наведалась к Лоуэнталю. К этому козлу. Они
пригрозили ему
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 >>>
- -
|
|
