|
|
|
|
- -
до бумажной
подкладки. Бумага зашуршала и затрещала. Затрещала слишком сильно. А когда
Рози ткнула в нее пальцами чуть пониже, туда, где коричневая бумага
скрывалась под рамкой, то почувствовала, что под ней что-то есть... какие-то
мелкие {предметы}...
Она сглотнула; горло ее так пересохло, что глотать было больно.
Одеревеневшей рукой, принадлежащей, казалось, совершенно другому человеку,
она выдвинула ящик кухонного стола, порывшись, нашла нож для разделки мяса и
медленно поднесла лезвие к коричневой бумажной подкладке картины.
"Одумайся, дура! - закричала Практичность-Благоразумие. - Не делай
этого, ты ведь не знаешь, {что} там обнаружится!"
Она на секунду или две прижала кончик ножа к коричневой бумаге, готовая
вспороть ее, затем передумала и отложила нож. Подняв картину, посмотрела на
нижнюю часть рамы, отмечая удаленным уголком сознания, что ее руки колотит
сильная дрожь. То, что она увидела - трещину размером в четверть дюйма в
самом широком месте - совсем ее не удивило. Она снова поставила картину на
стол и, придерживая ее правой рукой, левой - более развитой и умной -
поднесла нож к коричневой подкладке картины.
"Не надо, Рози! - В этот раз Практичность-Благоразумие просто стонала,
- Пожалуйста, не делай этого, ради всего святого, оставь ее в покое!"
Только, если задуматься, советы она дает никудышные: послушайся Рози миссис
П. - Б. в первый же раз, то до сих пор жила бы с Норманом. Или умирала бы с
ним.
Острием ножа она вспорола бумажную подкладку в самом низу, там, где
нащупала какие-то маленькие предметы. Из-под бумаги на стол вывалилось
полдюжины сверчков - четыре дохлых, один едва живой и слабо дергающий
лапками, шестой вполне резвый; последний тут же прыгнул и угодил в раковину.
Вместе со сверчками выпало еще несколько розовых круглых цветков клевера,
несколько травинок... и кусочек упавшего с дерева сухого листа. Рози подняла
его и с любопытством принялась разглядывать. Это был дубовый лист. Она почти
не сомневалась.
Работая осторожно (и не обращая внимания на голос миссис
Практичность-Благоразумие), она обрезала бумажную подкладку вдоль всей рамы.
На стол упало еще несколько подобных сокровищ: муравьи (большей частью
дохлые, но три или четыре все еще ползали), пухлый шмель, лепестки ромашки
(какие отрывают от цветка, приговаривая: "Любит - не любит, любит - не
любит")... и несколько полупрозрачных белых волосков. Она поднесла волоски к
свету и невольно еще крепче сжала картину правой рукой, чувствуя, как по
спине пробирается дрожь, словно поступь тяжелых ног по крутой лестнице. Рози
знала, что если отнесет эти волоски к ветеринару и попросит взглянуть на них
под микроскопом, тот скажет, что это клочки лошадиной шерсти. Вернее, если
быть точным до конца, что они принадлежат маленькому тощему пони, Пони,
который в эту минуту пощипывает зеленую траву в ином мире.
"Похоже, я схожу с ума", - подумала она спокойно, и это был не голос
Практичности-Благоразумия; это был голос ее собственного сознания, ее
настоящего эго, В нем не ощущалось ни истеричности, ни страха; он звучал
холодно, здраво, с некоторым оттенком удивления. В таком же голосовом
регистре, подумала она, ее сознание отметит неизбежность смерти в тот день,
когда ее приближение станет очевидным.
Но суть-то в том, что на самом деле она не {верила} в потерю рассудка,
по крайней мере, в том смысле, в каком человек вынужден смириться, скажем, с
мыслью о неминуемости смерти от раковой опухоли, когда болезнь зайдет
слишком далеко. Она вспорола подкладку своей картины, и оттуда выпали пучок
сухой травы, щепотка волосков и горстка насекомых - часть которых еще
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 >>>
- -
|
|
