|
|
|
|
- -
последней половины двадцатого века. На
мгновение Билли ощутил теплоту к ним и ко всей этой картине.
Не хватает только цыган, подсказал внутренний голос, и снова холодок
пробежал по спине, посеяв мурашки на коже. Билли скрестил руки на
костлявой груди. Нужны цыгане, разве не так? Легковые машины-универсалы с
наклейками на ржавых бамперах, трейлеры, фургоны с намалеванными
картинами, потом Сэмюэл с булавами из кегельбана и Джина с рогаткой. И тут
же все сбегаются поглазеть, увидеть жонглера, попробовать стрельнуть из
рогатки, погадать, добыть микстуру или мазь, договориться с цыганкой
насчет постели - или, на худой конец, помечтать об этом, понаблюдать, как
собаки рвут друг друга на части. Потому все и сбегаются - уж очень
странное зрелище. Конечно же, нам цыгане нужны. И всегда были нужны.
Что же, скоро они появятся, верно?
- Верно, - сказал он и сел на скамейку, которая почти полностью
спряталась в тени. Ноги его внезапно задрожали и утратили силу. Вынув из
пакета апельсин, он кое-как сумел его разломить. Но аппетит снова пропал,
и съел он совсем немного.
Скамейка находилась в стороне, и Билли не привлекал к себе внимания,
по крайне мере с дальнего расстояния. Вроде бы сидел какой-то тощий старик
и дышал чистым вечерним воздухом.
Он сидел, а тень медленно перемещалась по земле. Им овладело почти
фантастическое чувство отчаяния и безысходности, куда более темное, чем
эти невинные летние тени. Слишком далеко все зашло. Ничего уже нельзя было
исправить. Даже Джинелли с его невероятной энергией не способен изменить
того, что произошло. Он только ухудшал ситуацию.
Мне совсем не следовало... - подумал Билли, но что именно не
следовало делать, угасло как плохой радиосигнал. Он снова дремал и
находился в Фэйрвью - городе живых трупов. Они лежали повсюду. Что-то
резко клюнуло его в плечо.
Нет.
Снова клюнуло.
Нет!
Удары клюва последовали вновь и вновь. Конечно же стервятник с
гниющим клювом. Он боялся повернуть голову из опасения, что тот выклюет
ему глаза останками своего черного клюва. Но (Тюк)
стервятник настаивал, и он
(Тюк! Тюк)
медленно повернул голову, выплывая из сна и видя... без особого
удивления, что возле него на скамейке сидел Тадуз Лемке.
- Проснись, белый человек из города, - сказал он и стукнул корявым,
пропитанным никотином пальцем по его плечу. (Тюк!) - Твои сны плохие. Они
смердят. Я ощущаю их запах с твоим дыханием.
- Я не сплю, - невнятно ответил Билли.
- Точно? - с интересом спросил Лемке.
- Точно.
Старик был в сером двубортном костюме и черных полусапожках.
Жиденькие волосы, зачесанные назад, открывали лоб, изображенный морщинами.
Золотой тонкий обруч висел на мочке уха.
Билли увидел, что гниение прогрессировало на его лице и черные линии
расходились от зияющей дыры носа по левой щеке.
- Рак, - сказал Лемке. Его яркие черные глаза - глаза птицы - не
отрывались от лица Билли. - Ты рад, что у меня рак? Счастлив?
- Нет, - ответил Билли. Он все еще пытался отогнать кошмарные видения
сна, зацепиться за реальность. - Конечно нет.
- Не ври, - сказал Лемке. - Не надо. Ты рад. Конечно же рад.
- Ничему я не рад, - ответил он. - Мне тошно от всего, поверь.
- Я никогда не верю тому, что мне говорят белые люди из города, -
сказал Лемке. Говорил он с какой-то зловещей искренностью. Но ты болен,
да. Ты так думаешь. Ты настан фарск - умирающий от похудания. Вот я и
принес тебе кое-что. Оно поможет тебе прибавить в весе. Тебе станет лучше.
- Губы старика раздвинулись в гадкой улыбке, обнажив коричневые пеньки
зубов. - Но только когда кто-нибудь другой поест этого.
Билли посмотрел на то, что Лемке держал у себя на коленях, и увидел,
(с ощущением "дежа вю" - уже виденного некогда), что это был пирог на
стандартной тарелке из алюминиевой фольги. Вспомнил собственные слова,
произнесенные во сне своей жене: Я не хочу поправляться. Я решил, что мне
нравится быть худым. Ты ешь его.
- Вижу, ты испугался, - сказал Лемке. - Поздно пугаться, белый
человек из города.
Он вытащил из пиджака карманный складной нож и раскрыл его со
старческой медлительностью и продуманностью движений. Лезвие было
покороче, чем у складного ножа Джинелли, но выглядело острее.
Старичок проткнул ножом корочку и прорезал щель дюйма три длиной.
Убрал лезвие, и с него упали красные пятна, оставив на поверхности пирога
темные подтеки. Старик вытер лезвие о рукав своего пиджака,
<<< 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 >>>
- -
|
|
