|
|
|
|
- -
гостей, глядевших на него
широкими, испуганными глазами. Завтра они не вспомнят, было ли это из-за
ядерной энергии или Уильяма Карлоса Уильямса, или из-за того, сколько
ангелов могут плясать на острие иглы, думал он. Половина из них будет
рассказывать другой половине, что я делал пассы его жене. Просто старый
добрый жизнелюбивый в-жену-стрелявший Джим Гарденер, распсиховался и
зонтиком избил парня. К тому же опрокинул пинту виски на крохотные сиськи
женщины, давшей ему работу, когда он сидел на бобах. Ядерная энергетика?
Она-то здесь причем?
- Что за несчастье, - хрипло сказал он Рону.
- Черт, они будут годами вспоминать об этом, - сказал Рон. - За лучшим
чтением, когда-либо ими слышанным, последовал лучший вечер, когда-либо ими
виденный. Теперь пойдем. Кинь свою задницу в Мэн. Я вызову.
Энергетик Тед, глаза в слезах, сделал выпад в его сторону. Два молодых
человека, один был бармен, поставили его назад.
- Гудбай, - сказал Гарденер толпившимся гостям. - Спасибо за приятно
проведенное время.
Он пошел к двери, затем повернулся.
- И если вы даже все забудете, помните о лейкемии и детях. Помните...
Что они запомнят, так это как он бил Теда зонтиком. Он видел это по их
лицам.
Гарденер кивнул и прошел по передней мимо Трепла, который все еще
стоял, прижав руки к груди. Гарденер не смотрел назад. Он отшвырнул в
сторону кучу зонтиков, открыл дверь и шагнул в ночь. Он хотел виски больше,
чем когда-либо в жизни, и считал, что должен его найти, потому что в этот
момент он упал в брюхо большой рыбы, и обморок поглотил его.
Утром четвертого июля 1988 года, вскоре после того, как первые отблески
зари окрасили небо, Гарденер проснулся - и проснулся, между прочим, на самом
краю каменного волнореза, рассекавшего волны Атлантики, от которого рукой
подать да Аркадия Парка, того, что на Аркадия Бич, Нью-Хэмпшир. Правда,
Гарденер не имел ни малейшего представления, где он находится. Ничего
интересного, кроме своего собственного имени, вспомнить не удавалось; то,
как он дошел почти до полного физического истощения, а также тот
малозначительный факт, что он все-таки не утонул этой ночью, для него
оставались загадкой.
Он лежал на камнях, опустив ноги в воду. Напрашивался вывод, что когда
он устраивался здесь прошлым вечером, его лежбище было достаточно сухим и
возвышалось над волнами; видимо, пока он спал, начался прилив, и к утру
Гарденер оказался почти на уровне моря. Проснись он на полчаса позже, его бы
унесло в открытое море, как снявшийся с мели корабль во время прилива.
Одна нога Гарденера была все еще обута, но ботинок так покоробился, что
он без сожаления спихнул его в воду и апатично проводил глазами скукоженный
бот, уносящийся в зеленоватую глубину. Пусть послужит домом раку-отшельнику,
подумал он и уселся на камни.
Острая боль пронзила голову, как удар тока; в тот момент он подумал,
что его хватил удар и что он пережил ночь на волнорезе, не утонув, только
чтобы умереть от закупорки кровеносного сосуда утром.
Боль чуть отпустила, и все стало на свои места. Настроение Гарденера
было под стать серому туману, окутавшему его со всех сторон. Ничто так не
подавляет, как осознание своего ничтожества. Несомненно, Бобби Андерсон
назвала бы это полным физическим упадком, чем-то вроде тяжкого похмелья,
Джим. Что может быть хуже твоего самочувствия после ночного запоя?
Ночного? Только ночного?
Нет, детка. Длительный, многодневный запой. Просто убийственно...
Непереваренная пища раздула желудок. Слегка поташнивало. Взглянув
налево, он обнаружил неизменный атрибут похмелья: лужицу рвоты, расплывшуюся
на камнях.
Грязной, сальной рукой он вытер нос; взглянув на кисть правой руки, он
обнаружил остатки запекшейся крови. Значит, у него опять шла носом кровь.
Кровеносные сосуды оставались его слабым местом после той неудачной лыжной
прогулки, когда ему было лет семнадцать. Как правило, у него всегда шла
носом кровь, когда он напивался.
Все его предыдущие запои кончались одинаково, - это был первый случай
за три года, когда он довел себя до предела, - как, сейчас, например:
знакомая слабость все нарастала, переходя в раскалывающую голову боль,
желудок раздут так, будто вместил содержимое сточной канавы, упадок общего
восприятия и вялые, болезненные мышцы. Такое глубоко болезненное
<<< 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 >>>
- -
|
|
