|
|
|
|
- -
Я посплю и под одним одеялом, милорд, - сказал Арлен.
- Помолчите! Молодая кровь не остывает даже ночью во сне, Арлен. А ваша
кровь уже остыла. И вам могут понадобиться одеяла... в случае, если во сне к
вам явятся гномы и тролли.
Арлен слегка улыбнулся.
- Утром мы еще поговорим, Деннис - но теперь тебе в течение некоторого
времени не придется видеть маму; я должен тебе это сказать, хоть и
подозреваю, что тебе уже известно о том, что возвращение в замок было бы не
слишком полезно для твоего здоровья, судя по твоему виду.
Деннис попытался улыбнуться, но в его глазах читался страх.
- Я действительно думал о чем-то более серьезном, чем грипп, когда
пришел сюда, и это чистая правда. Но теперь я и ваше здоровье подвергаю
опасности, ведь так?
Пейна сухо улыбнулся.
- Я старик, и Арлен старик. Здоровье у стариков никогда не бывает
крепким. Иногда это делает их осторожнее, чем нужно... но иногда это
позволяет им быть более решительными. - "Особенно, - подумал он, - если на
них лежит большая вина, которую нужно искупить". - Мы еще поговорим утром.
Ты заслужил отдых. Вы посветите ему наверху, Арлен?
- Да, милорд.
- А потом возвращайтесь ко мне.
- Да, милорд.
Арлен вывел истощенного Денниса из комнаты, оставив Андерса Пейну
размышлять возле угасающего огня.
Когда Арлен вернулся, Пейна негромко сказал:
- Нам надо обдумать кое-какие планы, Арлен, но, может быть, вы нальете
нам по капельке вина? Лучше подождать, пока мальчик заснет.
- Милорд, он заснул, не успев донести голову до сена, которое он собрал
вместо подушки.
- Очень хорошо. Но все равно, налейте по капельке вина.
- Больше капли и не наберется, - сказал Арлен.
- Хорошо. Тогда поутру мы не встанем с опухшими головами?
- Милорд?
- Арлен, завтра мы уходим, все втроем, на север. Я это знаю, вы это
знаете. Деннис говорит, что в Дилэйне грипп - так оно и есть; и он схватит
нас, если сможет. Мы идем за нашим здоровьем.
Арлен медленно кивнул.
- Было бы преступлением оставить это прекрасное вино, чтобы оно
досталось сборщику налогов. Так что мы выпьем его... а потом отправимся
спать.
- Как скажете, милорд.
Глаза у Пейны сверкнули.
- Но прежде чем вы отправитесь в постель, вы подниметесь на чердак и
заберете одеяло, которое вы оставили мальчику, несмотря на мои строгие и
четкие указания.
Арлен вытаращился на Пейну. Пейна передразнил его взгляд со
сверхъестественной точностью. И Арлен, в первый и в последний раз за все
время службы камердинером у Пейны, позволил себе расхохотаться.
Пейна улегся в кровать, но заснуть не мог. То не звуки ветра не давали
ему спать, а звук ледяного смеха, раздававшегося в его голове.
Когда он уже больше не мог выносить этот смех, он встал, пошел обратно
в гостиную и уселся перед остывающими углями камина. Его седые волосы были
похожи на белые облачка на лысом черепе. Не обращая внимания на свой
комический вид (даже если бы он и обратил на это внимание, он не придал бы
своему виду ровно никакого значения), он сидел, завернувшись в свои одеяла,
как самый старый индеец в мире, и смотрел в мертвый огонь.
"Гордость предшествует падению", - говаривала его матушка, когда он был
еще ребенком, и Пейна тогда это понял. "Гордыня - это шутка, которая раньше
или позже заставит смеяться чужака внутри тебя", - еще говорила она, но
этого Пейна тогда не понял... но теперь дошло. Сегодня ночью этот чужак
внутри смеялся очень громко. Настолько громко, что он не мог спать, даже
несмотря на то, что следующий день обещал быть длинным и тяжелым.
Пейна вполне был способен оценить иронию своего положения. Всю свою
жизнь он служил идее законности. Такие понятия, как "побег из тюрьмы" и
"вооруженный мятеж", приводили его в ужас. Они продолжали его пугать, но
следовало признать некоторые истины. Например то, что в Дилэйне уже
существуют силы для мятежа. Пейна знал, что бежавшие на север представители
знати называют себя изгнанниками, но он знал и то, что они все ближе к тому,
чтобы называть себя мятежниками. И если он должен был предотвратить этот
переворот, он мог и использовать мятежные силы, чтобы помочь узнику
совершить побег из тюрьмы. В этом и заключалась шутка, над которой смеялся
чужак внутри него, смеялся так громко, что о сне не могло быть и речи.
Действия, подобные тем, о которых он сейчас раздумывал, противоречили
всему, что составляло суть его жизни,
<<< 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 >>>
- -
|
|
