|
|
|
|
- -
ринулся к своей цели. Элли не закричала, хотя Шеб держал в руке
восьмидюймовый мясницкий нож. Пианист издавал какие-то невнятные
булькающие звуки, точно человек, который тонет в ведре с жидкой грязью.
Летела слюна. Он обеими руками опустил нож; перехватив запястья тапера,
стрелок выкрутил их. Нож отлетел. Шеб издал высокий скрипучий звук сродни
визгу ржавых дверных петель. Руки затрепыхались, как у марионетки - оба
запястья были сломаны. Ветер бросал в окна песком. Висевшее на стене
немного неровное, мутноватое зеркало Элли отражало комнату.
- Она была моя! - Шеб зарыдал. - Сперва она была моя! Моя!
Элли посмотрела на него и вылезла из кровати. Она завернулась в
халат, и стрелок ощутил укол сочувствия к человеку, который, должно быть,
видел себя выходящим с дальнего конца своих былых владений. Шеб был
попросту маленьким человечком, вдобавок лишенным мужских достоинств.
- Ради тебя, - всхлипывал Шеб. - Только ради тебя, Элли. Вначале была
ты, и все это было для тебя. Я... ах, Господи, Боже милостивый... - Слова
растворились в пароксизме невнятицы, завершившемся слезами. Тапер
раскачивался, держа сломанные запястья у живота.
- Ш-ш-ш. Ш-ш-ш. Дай-ка посмотрю. - Алиса опустилась рядом с ним на
колени. - Сломаны. Шеб, осел ты, осел. Неужто ты не знаешь, что никогда не
был сильным? - Она помогла пианисту подняться. Тот попытался закрыть лицо
руками, но они не повиновались ему, и Шеб, не таясь, заплакал. - Пойдем к
столу, погляжу, что можно сделать.
Она отвела его к столу, достала из дровяного ларя дощечки для
растопки и приспособила Шебу к запястьям. Шеб против собственной воли
слабо всхлипывал и ушел, не оглянувшись.
Элли вернулась в постель.
- На чем мы остановились?
- Нет, - сказал стрелок.
Она терпеливо проговорила:
- Ты же знал это. Тут ничего не поделаешь. Что еще здесь есть? - Она
коснулась его плеча. - Но я рада, что ты такой сильный.
- Не сейчас, - сипло сказал он.
- Я могу сделать тебя еще сильне...
- Нет, - оборвал он ее. - Этого ты не можешь.
Вечером следующего дня трактир был закрыт. Настало то, что в Талле
считалось днем отдыха. Стрелок отправился в крохотную покосившуюся церковь
у погоста, а Элли тем временем мыла сильным дезинфицирующим средством
столы и полоскала трубки керосиновых ламп в мыльной воде.
Спустились странные лиловые сумерки. Освещенная изнутри церковь от
дороги казалась очень похожей на топку.
- Я не пойду, - коротко сказала Элли. - Та женщина проповедует
пагубную веру. Пусть туда ходят уважаемые люди.
Стрелок стоял на паперти, укрывшись в тени, и заглядывал внутрь.
Скамей не было, и паства стояла (он увидел Кеннерли с выводком; владельца
местной убогой галантерейной лавки Каснера и его жену с костлявыми боками;
нескольких "городских" женщин, которых он прежде ни разу не встречал и, к
своему удивлению, Шеба). Собрание отрывисто, а капелла, исполняло гимн. Он
окинул любопытным взглядом громадную женщину на кафедре. Элли сказала ему:
"Она живет одна и мало с кем видится. Выходит только по воскресеньям, чтоб
раздуть адское пламя. Звать ее Сильвия Питтстон. Она полоумная, однако
порчу на них навела, сумела. А им это по вкусу. Им того и надо!"
Женщина была такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Груди
напоминали земляные укрепления. На гигантской колонне шеи возвышалась
одутловатая, бледная луна лица, с которой мерцали глаза - такие большие и
темные, что казались бездонными горными озерами. Красивые темно-каштановые
волосы были всклокочены и торчали во все стороны, как у безумной.
Удерживавшая их шпилька могла бы без труда заменить шампур. Платье,
казалось, сшито из мешковины. Руки, державшие сборник церковных гимнов,
больше походили на два горбыля. Кожа у женщины была чудесной -
сливочно-белой, без отметин. Стрелок подумал, что весу проповеднице,
должно быть, больше трехсот фунтов. И ощутил внезапное накаленное докрасна
вожделение, от которого ему стало дурно. Он отвернулся и отвел глаза.
Соберемся мы у реки,
У прекрасной, прекрасной рееееки,
Соберемся мы у реки,
Что течет близ Царствия Божия.
Замерла последняя нота последнего припева, и на миг воцарилась
тишина, которую нарушало лишь покашливание и шарканье ног.
Женщина ждала. Когда все успокоились, она простерла руки, словно
благословляя собрание. Жест-напоминание.
<<< 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 >>>
- -
|
|
