|
|
|
|
- -
ее ложиться
ему на колено, словно собаку, которая слишком глупа или упряма, чтобы
слушаться команды "Рядом!". Плохо соображая от боли, он пару раз чуть не
шлепнул ее.
"Я предвижу серьезные проблемы", - опять подумал он.
Можно было надеяться, что эти патроны еще годятся, и он сложил их в
кучку, такую маленькую, что впору было придти в отчаяние. Двадцать. И из
них несколько почти наверняка дадут осечку. Он не мог положиться ни на
один из них. Вынув остальные, он сложил их в другую кучку. Тридцать семь.
"Что ж, у тебя и вначале было не так уж много патронов", - подумал
он. Но он сознавал разницу между пятьюдесятью семью годными патронами и -
возможно - двадцатью. А может быть, и десятью. Или пятью. Или одним. Или
ни одним.
Роланд сложил сомнительные патроны в еще одну кучку.
Кошель у него все-таки остался. Это уже было кое-что. Он положил его
к себе на колени, а потом медленно разобрал револьверы и совершил обряд
чистки. К тому времени, как он управился, прошло еще два часа, и раны у
него болели так сильно, что от боли кружилась голова; сознательно думать
стало трудно. Хотелось спать. Никогда в жизни ему так не хотелось спать.
Но когда выполняешь свой долг, приемлемых причин для отказа никогда не
бывает.
- Корт, - сказал он голосом, который сам не мог узнать, и сухо
засмеялся.
Медленно-медленно он собрал револьверы и зарядил их патронами,
которые считал сухими. Когда это дело было сделано, он взял револьвер,
предназначенный для левой руки, взвел курок... и вновь медленно опустил
его. Да, он хочет знать. Хочет знать, услышит ли, нажав спуск, звук
выстрела или только очередной бесполезный щелчок. Но щелчок ничего не
будет значить, а выстрел только сведет двадцать к девятнадцати... или к
девяти... или к трем... или к нулю.
Стрелок оторвал от рубашки еще кусок, положил на него другие патроны
- те, что промокли, - и, орудуя левой рукой и зубами, завязал в узелок. Он
положил их в кошель.
Спать, требовало его тело. Спать, ты должен поспать, сейчас, пока не
стемнело, ничего не осталось, ты весь выложился...
Роланд с трудом встал и оглядел пустынный берег. Цветом он был похож
на давно не стиранное белье. Он был усеян бесцветными ракушками. Там и сям
из крупного песка торчали большие камни, покрытые птичьим пометом; старые
слои были желтыми, как зубы древнего черепа, а более свежие пятна -
белыми.
Линия прилива была отмечена сохнущими бурыми водорослями. Он увидел,
что возле этой линии лежат куски его сапога и его бурдюки. То, что такие
высокие волны не смыли его бурдюки в море, показалось ему почти чудом.
Медленной походкой, мучительно хромая, стрелок подошел к месту, где они
лежали, поднял один из них, поднес к уху и потряс. Второй был пуст. А в
этом еще оставалось немного воды. Большинство людей не смогли бы отличить
один от другого, но стрелок различал свои бурдюки, как мать различает
своих двойняшек. Ведь он странствовал со своими бурдюками уже столько
времени. Внутри плескалась вода. Это было хорошо - словно подарок. И
тварь, которая напала на него, и любая из остальных могла бы разорвать
этот бурдюк, или второй, одним небрежным щипком клешни, но не разорвала, и
море пощадило его. Никаких следов самой твари не было видно, хотя оба они
ночью оставались намного выше линии прилива. Быть может, ее утащили другие
хищники; быть может, ее родня устроила ей похороны в море, подобно тому,
как элефанты, гигантские звери, о которых он слышал в детстве, в сказках,
будто бы сами хоронят своих умерших.
Роланд левым локтем приподнял бурдюк, жадно, большими глотками,
напился и почувствовал, что к нему возвращаются силы. Правый сапог,
конечно, погиб... но потом он ощутил искру надежды. Головка и подметка
остались целы - исцарапаны, но целы, и, может быть, удастся обрезать
второе голенище под пару этому, смастерить что-нибудь, чего хватит хотя бы
на время...
Его исподволь охватила слабость. Роланд попытался бороться с ней, но
у него подогнулись колени, и он неловко, прикусив язык, сел.
"Ты не потеряешь сознания, - угрюмо сказал он себе. - Не здесь, куда
этой ночью может вернуться еще одна такая же тварь и довершить дело".
Поэтому стрелок встал и обвязал пустой бурдюк себе вокруг пояса, но,
пройдя всего двадцать ярдов назад, к тому месту, где оставил револьверы и
кошель, он опять в полуобмороке упал на землю. Некоторое время он лежал,
прижавшись щекой к песку; в подбородок ему почти до крови врезался острый
край ракушки. Он сумел
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 >>>
- -
|
|
