|
|
|
|
- -
минутку. Просто я не хочу, чтобы у
тебя были неприятности, понятно?
- Еще бы, мистер Дюссандер, - сказал Тодд, переступая порог.
Дюссандер закрыл за ним дверь, словно отрезав утро.
В доме пахло затхлостью и спиртным. Такие запахи иногда держались по
утрам и у них дома, после вечеринки накануне, пока мама не открывала
настежь окна. Правда, тут было похуже. Тут запахи въелись и все собой
пропитали. Запахи алкоголя, подгоревшего масла, пота, старой одежды и еще
лекарств - ментола и, кажется, валерьянки. В прихожей темнотища, и рядом
этот Дюссандер - втянул голову в ворот, этакий гриф-стервятник, ждущий,
когда раненое животное испустит дух. Сейчас, невзирая на двухдневную
щетину и обвислую дряблую кожу, Тодд явственно увидел перед собой офицера
в черной эсэсовской форме; на улице, при дневном свете, воображение не
бывало столь услужливым. Страх, точно ланцет, полоснул Тодда по животу.
ЛЕГКИЙ страх, поправится он позднее.
- Имейте в виду, если со мной что-нибудь случится...
Дюссандер презрительно отмахнулся и прошаркал мимо него в своих
шлепанцах, как бы приглашая за собой в гостиную. Тодд почувствовал, как
кровь прихлынула к щекам. Улыбка увяла. Он последовал за стариком.
И вот еще одно разочарование, которого, впрочем, следовало ожидать.
Ни тебе писанного маслом портрета Гитлера с упавшей челкой и неотступным
взглядом. Ни тебе боевых медалей под стеклом, ни почетного меча на стене,
ни "люгера" или "Вальтера" ни камине (и самого-то камина, сказать по
правде, не было). Все правильно, что он, псих, что ли, выставлять такие
вещи на обозрение. Тодд не мог внутренне согласиться с этим резоном, и все
же трудно было вот так сразу выкинуть из головы то, чем тебя пичкали в
кино и по телевизору. Он стоял в гостиной одинокого старика, живущего на
худосочную пенсию. Допотопный "ящик" с комнатной антенной - концы
металлических рожек обмотаны фольгой для лучшего приема. На полу
облысевший серый коврик. На стене, вместо портрета Гитлера, свидетельство
о гражданстве, в рамке, и фотография женщины в чудной шляпке.
- Моя жена, - с чувством произнес Дюссандер. - Она умерла в пятьдесят
пятом... легкие. Не знаю, как я пережил это.
К Тодду вернулась его улыбка. Он пересек комнату якобы затем, чтобы
получше рассмотреть женщину на фотографии, а сам пощупал пальцами абажур
настольной лампы.
- Перестань! - рявкнул на него Дюссандер. Тодд даже слегка отпрянул.
- Отлично, - сказал он с искренним восхищением. - Сразу чувствуется
начальник. А кстати, это Ильза Кох придумала делать абажуры из
человеческой кожи?
- Я не знаю, о чем ты, - сказал Дюссандер. На "ящике" лежала пачка
"Кулз", без фильтра. Он протянул пачку.
- Хочешь? - Его лицо исказила жутковатая ухмылка.
- Нет. Это может кончиться раком легких. Мой папа раньше курил, а
потом бросил. Даже вступил в общество некурящих.
- Ну-ну. - Дюссандер как ни в чем не бывало извлек спичку из кармана
халата и чиркнул ею о пластиковую поверхность "ящика". Затянувшись, он
сказал:
- Лично я не вижу причин, почему бы мне сейчас же не позвонить в
полицию и не рассказать, какую чудовищную напраслину тут на меня возводят.
А ты видишь? Только отвечай быстро, мальчик. Телефон в прихожей.
Представляю, как тебя выпорет отец. Неделю будешь подкладывать под себя
подушечку.
- Мои родители всегда были против порки. Телесные наказания не решают
проблемы, а только усугубляют ее. - Внезапно глаза Тодда заблестели. - А
вы их пороли? Женщин? Раздевали их догола и...
Дюссандер издал какой-то сдавленный звук и направился в прихожую.
- Я бы не советовал, - произнес Тодд ледяным голосом.
Дюссандер повернулся. Он заговорил четко и размеренно. Если что и
смазывало эффект, так это отсутствие вставной челюсти.
- Еще раз, последний, повторяю: меня зовут Артур Денкер. Артуром,
кстати, отец меня назвал в честь Конан-Дойля, чьи рассказы приводили его в
восхищение. Я никогда не был Дюзандером, или Гиммлером, или Дедом Морозом.
В войну я был лейтенантом запаса. Я никогда не принадлежал к нацистской
партии. Мое участие в боевых действиях ограничилось тремя неделями боев в
Берлине. Не скрою, в конце тридцатых, еще в первом браке, я симпатизировал
Гитлеру. Он покончил с депрессией и в каком-то смысле восстановил нашу
национальную гордость, которую мы потеряли в результате унизительного и
бесчестного Версальского мира. Тогда, в тридцатых, он казался мне великим
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 >>>
- -
|
|
