|
|
|
- -
спуститься вниз и ополовинить еще одну банку. Опять же, у него появлялась возможность облегчиться на улице, и ему это особенно нравилось. Автомобиль он всегда ставил с краю, на замерзшую ноябрьскую грязь, и холодный воздух способствовал более полному опорожнению мочевого пузыря. В больничный туалет ему входить не хотелось: кнопку для вызова сестры за унитазом, хромированная ручка, для слива воды, торчащая под углом сорок пять градусов, бутылка с розовым дезинфицирующим средством над раковиной нагоняли чуткую тоску. По дороге домой пить не хотелось вовсе. Остающиеся полбанки он ставил в холодильник, и когда их набралось шесть, он... никогда бы не поехал, если б знал, что все будет так плохо. Первая мысль, которая приходит ему в голову: Она не апельсин, и тут же ее сменяет вторая: Теперь она действительно умрет быстро? Она вытянулась на кровати, неподвижная, за исключением глаз, но ему кажется, что тело напряжено, будто внутри не прекращается какое=то движение. Шея ее замазана чем=то оранжевым, вроде бы "меркурихромом", под левым ухом накладка. Туда доктор загнал иглу и вместе с центром боли уничтожил те участки мозга, что контролировали шестьдесят процентов двигательных функций. Ее глаза следуют за ним, похожие на глаза смотрящего с иконы Иисуса. - Я не думаю, что тебе следовало приезжать сегодня, Джонни. Я не в форме. Может, завтра мне будет получше. - А что такое? - Чешется7 Все чешется. Ноги вместе? Он не видит, вместе ли у нее ноги. Они согнуты в коленях и скрыты под больничной простыней. В палате очень жарко. Вторая кровать пустует. Он думает: сопалатники приходят и сопалатники уходят, но моя мама остается. Господи! - Они вместе, мама. - Распрями их, Джонни. А потом тебе лучше уйти. Никогда такого со мной не случалось. Ничем не могу пошевелить. Нос чешется. Как ужасно, когда у тебя чешется нос, а ты не можешь его почесать, не правда ли? Он чешет ей нос, а потом осторожно опускает ноги, Не ноги - спички, так она исхудала. Она стонет. Слезы бегут по щекам к ушам. - Мама? - Ты можешь опустить мне ноги. - Я только что опустил. - Да. Тогда хорошо. Кажется, я плачу. Я не хотела * Речь идет о телесериалах. плакать при тебе. Как же мне хочется покончить со всем этим. Покончить навсегда. - Может, покуришь? - Не мог бы ты принести мне воды, Джонни? Во рту все пересохло. - Конечно. Он берет стакан с гибкой соломинкой и идет к питьевому фонтанчику. Толстяк с эластичным бинтом на одной ноге медленно проплывает мимо. Он без полосатого халата и придерживает "джонни" за спиной. Он наполняет стакан в фонтанчике и возвращается в палату 312. Она перестала плакать. Губы сжимают соломинку. Почему=то он вспоминает о верблюдах, которых иной раз показывают в телепередачах о путешествиях. Лицо у нее такое высохшееся. Его самое живое воспоминание относится к тому времени, когда ему было двенадцать. Он, его брат Кевин и эта женщина переехали в штат Мэн, чтобы она могла заботиться о стариках=родителях. Мать не поднималась с постели. Высокое кровяное давление привело к старческому маразму и слепоте. Велико счастье, дожить до восьмидесяти шести лет. И она весь день лежала в постели, старая и слепая, с большими подгузниками в резиновых трусах. Не могла вспомнить, что ела на завтрак, зато перечисляла всех президентов, вплоть до Айка*. Так что три поколения жили в том самом доме, где он недавно нашел эти таблетки (хотя дедушка и бабушка давно умерли). В двенадцать лет он 1 2 3 4 5 6 7 8
- -
|
|