|
|
|
- -
_у_ж_а_с_а_! Все, даже Верн, грохнули. Действительно, "испугался" было не то слово... После этого мы все по-настоящему расслабились, откинувшись на траве и молча допивая "кока-колу". В ту минуту я, наверное, был действительно счастлив: мне удалось избежать смертельной опасности, жизнь казалась такой замечательной штукой, и я был в мире с самим собой. А кроме того, у меня великолепные друзья. Что же еще нужно для счастья? Вероятно, именно в тот день я начал понимать, каким образом обыкновенный человек становится сорвиголовой. Пару лет назад я заплатил двадцать долларов, чтобы присутствовать при неудачном прыжке Эвела Найвела через каньон Снейк-ривер. Жена моя, вместе со мной лицезревшая этот головокружительный прыжок, пришла в ужас, но не от самой трагедии, а от моей реакции. Она заявила, что если бы я жил в Древнем Риме, то непременно был бы завсегдатаем кровавых казней первых христиан, которых сажали в клетки со львами. Тут она была, конечно, неправа, хоть я и вряд ли смог бы объяснить почему (впрочем, она сама была уверена, что я всего лишь хотел этим досадить ей). Дело в том, что я выбросил двадцатку вовсе не затем, чтобы полюбоваться гибелью человека, хотя у меня с самого начала не было сомнений относительно исхода смертельного трюка, транслировавшегося, кстати, по телевидению на всю страну. Нет, думаю, у многих в жизни бывают моменты, когда возникает непреодолимое желание бросить вызов таинственной тьме, о которой Брюс Спрингстин поет в одной из своих песен, сделать это н_е_с_м_о_т_р_я_ на то (а может, скорее, _б_л_а_г_о_д_а_р_я_ тому), что Господь сотворил нас смертными... - Эй, Горди, расскажи-ка нам ту самую историю, - внезапно попросил Крис, привставая. - Какую? - переспросил я, хотя прекрасно знал, о чем он говорит. Я ощущал какую-то неловкость, когда меня просили рассказать одну из моих "историй", - и это несмотря на то, что они пользовались неизменным успехом. Первым, кто узнал о моем желании стать, когда вырасту, писателем, был Ричи Дженнер, парнишка, который состоял полноправным членом нашей компании, пока его семья не переехала в 1959 году в Небраску. Уже не помню, чем мы занимались у меня в комнате, когда Ричи обнаружил в книжном шкафу под комиксами пачку исписанных от руки листков. "Это-то что такое?" - спросил он, заинтригованный. "Так, ничего..." Я попытался выхватить у него листки, хотя, признаться, не слишком настойчиво. В душе моей авторская гордость боролась с застенчивостью (кстати говоря, борьба эта продолжается и по сей день...) Пишу я всегда в одиночестве, отгораживаясь ото всего мира, как будто совершая нечто постыдное, словно юнец, занимающийся онанизмом, запершись в ванной. Писательский труд для меня - нечто глубоко интимное, вроде секса, хотя я знаю и совершенно противоположные примеры. Так, один мой знакомый писатель обожает работать, устраиваясь в витринах книжных магазинов или супермаркетов. Это потрясающе, до безрассудства храбрый человек, и я всегда мечтал иметь такого друга, с которым можно было бы пойти в огонь и в воду... Почти до вечера Ричи просидел на моей кровати, "заглатывая" мою писанину, навеянную сюжетами все тех же комиксов или же детских ночных кошмаров, о которых говорил Верн. Закончив чтение, Ричи посмотрел на меня как-то по-новому, будто впервые по-настоящему меня узнал, и заявил: "Отлично это у тебя получается, просто замечательно. А почему ты не покажешь это Крису?" Я ответил, что это мой секрет, и тут он пришел в недоумение: "Ну, почему же? Что тут такого? Ведь это не стишки какие-нибудь, наоборот, все ужасно круто и клево..." Тем не менее, я взял с него слово никому не говорить про мои писания. Он, разумеется, пообещал и тут же раззвонил об этом всем и каждому, после чего скрывать мое тайное занятие стало совершенно невозможно. Большинству ужасно нравились мои рассказы о погребенных заживо, о казненных преступниках, восставших из мертвых, чтобы отомстить приговорившим их судьям, о маньяках, делающих из своих жертв котлеты, но главным образом, о частном детективе Курте Кэнноне, который "выхватив свой "магнум", принялся отправлять патрон за патроном в разверстую, зловонную пасть маньяка". Почему-то я старательно избегал слово "пуля", употребляя только "патрон". Впрочем, из-под моего пера выходили не одни лишь "ужастики". Была, к примеру, серия рассказов про <<< 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 >>>
- -
|
|