|
|
|
|
- -
его
литературный псевдоним ухитрился каким-то способом ожить. Могильная плита
на фотографии... что там говорилось на ней, где по идее должна была бы
красоваться цитата из писания или какие-то краткие стихи, но Тад сказал
репортеру: "НЕ САМЫЙ ПРИЯТНЫЙ ПАРЕНЬ". Вы помните?
- Да, но, Лиз... - шериф посмотрел на них обоих с выражением
беспомощного удивления, как будто он впервые осознал, что разговаривает с
людьми, потерявшими рассудок.
- Приберегите свои насмешки, - сказала она все тем же колючим тоном.
- У вас еще будет для них достаточно времени. У вас и всех прочих. А пока
же послушайте меня. Тад совсем не преувеличивал и не шутил, говоря, что
Джордж Старк - не самый приятный парень. Тад, может быть, и думал, что он
дурачится, но это не было просто шуткой. Я это знаю, даже если Тад этого
сам еще не понял. Джордж Старк не просто не самый приятный парень, на
самом деле - он ужасный парень. Он заставлял меня все более волноваться и
страдать из-за каждой из четырех написанных им книг, и когда Тад наконец
решил убить Старка, я поднялась в нашу спальню и расплакалась от чувства
облегчения. - Она посмотрела на Тада, который не сводил с нее взгляда. Она
ответила ему глазами перед тем, как продолжить. - Это правда. Я плакала. Я
действительно плакала. Мистер Клоусон из Вашингтона был омерзительным
мелким пресмыкающимся, но он принес нам большую пользу, может быть, самую
большую за все годы нашей семейной жизни, и потому мне жаль, что он мертв,
намного больше, чем жаль других.
- Лиз, я не думаю, что вы действительно хотите сказать...
- Не говорите мне, что я хочу или не хочу сказать, - ответила она.
Алан вздохнул. Ее голос оставался ровным и достаточно негромким,
чтобы не разбудить Уэнди или вызвать более энергичные подъемы головы
Уильяма перед тем, как он уляжется на своей половине манежа и заснет вслед
за сестрой. Алан почувствовал, что если бы не дети, он обязательно услышал
бы более громкий голос. Может быть, даже голос, повернутый на всю катушку.
- Таду есть что сказать вам. Вам следует очень внимательно выслушать
его, Алан, и попробовать хотя бы проверить или поверить его словам. Потому
что иначе этот человек - кто бы он ни был - будет продолжать убивать, пока
не дойдет до последней строчки в своем списке мясника. У меня есть
некоторые сугубо личные причины не желать продолжения этого кошмара.
Видите ли, я думаю, что и Тад, и я, и наши дети тоже могут находиться в
таком списке.
- Хорошо. - Голос Алана звучал спокойно, хотя его мысли скакали в
сумасшедшем темпе. Он делал большие усилия, чтобы подавить в себе
раздражение от несбывшихся ожиданий, даже злость, а может и удивление, и
попытаться рассмотреть эту сумасшедшую идею возможно более четко и
объективно, насколько это было возможно. Не было, конечно, вопроса,
истинна или ошибочна вся эта гипотеза - она, несомненно, была за пределами
разумной мысли - но удивляло, почему они столь сильно беспокоились насчет
целесообразности этого рассказа. Было ли это вызвано стремлением скрыть
какие-то вымышленные сложности при осуществлении убийств? А может, что-то
еще? Возможно ли, что они верили во все это? Казалось настолько диким, что
пара хорошо образованных и рационально мыслящих людей - во всяком случае,
до нынешнего разговора - могла бы поверить в это, но от них по-прежнему не
исходил тот самый аромат, по которому шериф безошибочно мог уловить лгущих
ему людей. Этого не было ни в первый его визит сюда, ни во все
последующие. "Сознательно лгущих", - поправил себя шериф. - Продолжайте,
Тад.
- Ладно, - сказал Тад. Он нервно прокашлялся и встал. Его рука
потянулась к карману на груди, и Тад с изумлением понял, что машинальный
жест был связан с давно изжитой им привычкой: достать сигареты, которые он
не курил уже многие годы. Он засунул руки в карманы брюк и взглянул на
Алана Пэнборна с тем выражением, каковое должно было бы у него появиться
на лице, узрей Тад в своем кабинете неожиданного визитера.
- Здесь происходит что-то очень странное. Нет, более чем странное.
Это ужасно и необъяснимо, но это действительно происходит. И оно началось,
как я полагаю, когда мне было всего одиннадцать лет.
Тад рассказал обо всем: о головных болях в детстве, о пронзительных
криках и о сводящих с ума видениях стай воробьев, служивших предвестниками
приступов, и о возвращении в его сознание этих воробьев совсем недавно. Он
показал Алану страницу рукописи с надписью поперек ее черным карандашом:
"ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ СНОВА". Он рассказал о том
<<< 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 >>>
- -
|
|
