|
|
|
|
- -
его. Не думаю, что
мне это удавалось, ведь в душе я ра-довался тому, что он страдает, это
понятно. Я чувствовал, что он заслужил того, чтобы страдать. Мне даже иногда
хотелось позвонить губернатору (или чтобы Перси сказал ему, ведь это его
дядя, а не мой) и попросить отсрочить казнь. Мы не должны сжигать его
сейчас, сказал бы я. Ему еще очень больно, все еще живо жжет и колет его
изнутри, как острая заноза. Дайте ему еще девяносто дней. Ваша честь. Пусть
он сделает для себя то, что мы не в силах.
Я хочу, чтобы вы не забывали о Джоне Коффи, пока я не закончу уже
начатый рассказ, - о Джоне Коффи, лежащем на койке, о том Джоне Коффи, кто
боится темноты и наверняка не без причины, потому что в темноте его,
возможно, ожидают не только тени двух девочек с белокурыми волосами - уже не
маленькие девочки, а мстительные гарпии. О том Джоне Коффи, из глаз которого
все время бегут слезы, как кровь из раны, которая не затянется никогда.
И вот Вождь сгорел, а Президент ушел, но недалеко - всего в блок "В",
служивший домом для большинства из ста пятидесяти обитателей Холодной Горы.
Жизнь Президента продлилась на двенадцать лет. В 1944-м он утонул в тюремной
прачечной. Но не в прачечной тюрьмы "Холодная Гора", та была закрыта в
1933-м. Хотя мне кажется, заключенным все равно: стены везде стены, а Олд
Спарки столь же смертелен в небольшой каменной камере, как и в помещении
склада в Холодной Горе.
А Президента кто-то окунул лицом в чан с химическим растворителем и
подержал там. Когда охранники извлекли его, на нем лица уже не было. Его
опознали по отпечаткам пальцев. В общем, лучше бы ему умереть на Олд Спарки,
хотя тогда он не прожил бы еще двенадцать лет. Я сомневаюсь, что он
задумывался над этим, разве что в последнюю минуту своей жизни, когда его
легкие пытались вдыхать щелочной раствор для химчистки.
Кто это сделал, так и не узнали. К тому времени я уже не работал в
системе исправительных учреждений, но Харри Тервиллиджер написал об этом в
письме. "С ним расправились скорее всего потому, что он белый, - писал
Харри, - но все равно он получил свое. Я просто считаю, что у него была
большая отсрочка от казни, но в конце концов казнь состоялась".
После ухода Президента в блоке "Г" наступило затишье. Харри и Дина
временно перевели в другое место, и на Зеленой Миле какое-то время
оставались только Брут, Перси и я. Что на самом деле означало Брут и я,
потому что Перси был сам по себе. Просто поразительно, как этот молодой
человек ухитрялся все время ничего не делать. И довольно часто (но только в
отсутствие Перси) другие ребята приходили для того, чтобы "потрепаться", как
называл это Харри. В такие дни появлялся и мышонок. Мы кормили его, и он
сидел во время еды важный, как Соломон, глядя на нас блестящими бусинками
глаз.
Эти несколько недель были легкими и спокойными, даже несмотря на
большую, чем обычно, язвительность Перси. Но всему хорошему приходит конец,
и в дождливый июльский понедельник - я ведь говорил уже, что лето было сырым
и дождливым? - я сидел на койке в открытой камере в ожидании Эдуара
Делакруа.
Он пришел с неожиданным шумом. Дверь, ведущая в прогулочный дворик,
распахнулась, впустив пучок света, раздался беспорядочный звон цепей,
испуганный голос, бормочущий на смеси английского и южного американского с
французским (этот говор заключенные Холодной Горы называли "до баю"), и
крики Брута:
"Эй! А ну прекрати! Ради Бога! Прекрати, Перси!".
Я уже начал было дремать на койке Делакруа, но # вскочил, и сердце мое
тяжело заколотилось. Такого шума до появления Перси в блоке "Г" практически
не было никогда; он принес его с собой, как неприятный запах.
- Давай иди, чертов французский педик! - орал Перси, совсем не обращая
внимания на Брута. Одной рукой он тащил человека ростом не больше кегли. В
другой руке Перси держал дубинку. Лицо его было красным, зубы напряженно
оскалены. Хотя выражение лица совсем не было несчастным. Делакруа пытался
идти за ним, но цепи на ногах мешали, и как быстро он ни старался двигать
ногами, Перси все равно толкал его быстрее. Я выскочил из камеры как раз
вовремя и успел поймать его, пока он не упал.
Перси замахнулся на него дубинкой, но я удержал его рукой. Тут подбежал
запыхавшийся Брут, такой же растерянный и недоумевающий, как и я.
- Не разрешайте ему больше меня бить, месье, - лепетал Делакруа. - Силь
ву пле,
<<< 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 >>>
- -
|
|
