|
|
|
|
- -
- Минут двадцать назад, - ответил Говард.
- Кто ее привез?
- Не знаю. Ты же знаешь, как оно бывает. Каждый раз другая машина.
Иногда они паркуются за домом, я их даже не вижу, даже и не знаю, что она
вернулась, пока не зазвонит звонок, а тогда выгляну и увижу, что это она.
- Помолчав, Говард добавил: - У нее на левой щеке здоровенный фингал.
Говард был прав. Фингал в свое время действительно был
здоровеннейший, а теперь уже начал проходить. Как он выглядел, когда был
свежий, Эндрю даже думать было неприятно. На следующее утро мисс Холмс
появилась ровно в десять, в шелковом сарафанчике с тоненькими, как
спагетти, бретельками (дело было в конце июля), и к этому времени синяк
уже начал желтеть. Она попыталась замазать его макияжем, но особых усилий
не прилагала, словно знала, что, если перестарается, это будет только
привлекать к нему внимание.
- Где это вы так приложились, мисс Холмс? - спросил он.
Она весело рассмеялась: "Вы же меня знаете, Эндрю - я всегда была
неуклюжа. Я вчера вылезала из ванны, торопилась, хотела не пропустить
последние известия, и у меня рука сорвалась с поручня. Я упала и ударилась
щекой. - Она испытующе посмотрела ему в лицо. - Вы уж готовы начать
блекотать насчет докторов и обследований, правда? Не трудитесь отвечать; я
вас за все эти годы так изучила, что насквозь вижу. Ни к кому я не пойду,
так что и просить не трудитесь. Я себя прекрасно чувствую. Вперед, Эндрю!
Я намерена скупить половину магазина Сакса, весь магазин Джимбела, а в
промежутке съесть все, что есть в "Четырех временах года".
- Хорошо, мисс Холмс, - сказал он и улыбнулся. Улыбка получилась
вымученная и далась ему не без усилий. Этому синяку был не один день, ему
было не меньше недели... да и вообще он знал, что все не так. Всю
последнюю неделю он звонил ей каждый вечер, в семь часов, потому что если
мисс Холмс когда-нибудь можно застать дома, то именно в семь часов, когда
передают "Репортаж Хантли-Бринкли". Мисс Холмс - прямо наркоманка на эти
теленовости. То есть он звонил ей каждый вечер, кроме вчерашнего. А вчера
он поехал туда и выклянчил у Говарда ее ключ. В нем неуклонно росла
уверенность, что с ней случилось то самое, о чем она сейчас рассказала...
только она не набила себе синяк и не сломала руку или ногу, а умерла,
умерла совсем одна и сейчас так и лежит там мертвая. Он вошел в квартиру с
колотящимся сердцем, чувствуя себя, как кошка в темной комнате, в которой
во всех направлениях натянуты рояльные струны. Но оказалось, что
волноваться нечего. На кухонном столе стояла масленка, и, как видно,
простояла достаточно долго, чтобы масло густо заросло плесенью, хотя и
было закрыто крышкой. Он вошел в квартиру в без десяти семь, а вышел в
пять минут восьмого. За это время он быстро осмотрел всю квартиру,
заглянул и в ванную. Ванна была сухая, полотенца развешаны аккуратно -
даже, можно сказать, в строгом порядке, все поручни - а их здесь было
множество - протерты до яркого стального блеска, и ни пятнышка от воды на
них не было.
Он знал, что случая, о котором она рассказала, не было.
Но, по мнению Эндрю, она и не лгала. Она верила в то, о чем ему
рассказала.
Он опять взглянул в зеркало заднего вида и увидел, что она легонько
потирает виски кончиками пальцев. Это ему не понравилось. Слишком много
раз он видел, что она так делала перед своим очередным исчезновением.
Эндрю не стал выключать мотор, чтобы отопление работало и ей было бы
тепло, потом подошел к багажнику. Посмотрел на ее два чемодана, и его
опять передернуло. Вид у них был такой, будто их безжалостно гоняли
пинками взад-вперед раздраженные люди с плохо развитыми мозгами и хорошо
развитыми мышцами, обращавшиеся с чемоданами так, как хотели бы, да не
решались, обращаться с самой мисс Холмс - как они, возможно, стали бы
обращаться, например, с ним, если бы он был там. Дело было не только в
том, что она - женщина; она ведь черномазая, нахалка-черномазая с Севера,
которая лезет, куда ей лезть нечего, и они, наверно, считали, что такая
женщина именно того и заслуживает, что получила. Штука была в том, что она
- еще и богатая черномазая. Штука была в том, что она известна
американской публике почти так же хорошо, как Медгар Эверс или Мартин
Лютер Кинг. Штука была в том, что она проперла свою богатую черную рожу на
обложку журнала "Тайм", а такой бабе не так-то легко без последствий
сунуть перо в бок, а потом сказать: "Чегой-то? Нет, сэр,
<<< 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 >>>
- -
|
|
