|
|
|
|
- -
босс, мы у нас
тута никого такого и в глаза не видали, верно, ребята?" Штука была в том,
что не так-то легко накрутить себя до такой степени, чтобы сделать
что-нибудь плохое с единственной наследницей Стоматологических Предприятий
Холмса, когда на ихнем солнечном Юге есть двенадцать заводов Холмса, а
один из них - и вовсе в соседнем с Оксфорд-Тауном округе.
Вот они и сделали с ее чемоданами то, чего не смели сделать с ней
самой.
Он посмотрел на эти немые свидетельства ее пребывания в Оксфорд-Тауне
со стыдом, и яростью, и любовью - эмоциями столь же бессловесными, как
царапины на багаже, который, уезжая, имел щегольской вид, а когда
вернулся, вид у него стал побитый и отупевший. Он смотрел, на время
утратив способность двигаться, и выдыхал в морозный воздух облачка пара.
Говард уже шел к ним, чтобы помочь, но Эндрю, прежде, чем взяться за
ручки чемоданов, помедлил еще секунду. Кто вы, мисс Холмс? Кто вы на самом
деле? Куда вы иногда исчезаете, и что вы такое плохое делаете, что вам
приходится даже для себя самой сочинять небылицы об исчезнувших куда-то
часах или днях? И в эту секунду, пока Говард еще не подошел, у Эндрю
мелькнула еще одна мысль, странно подходящая к ситуации: "Где остальная
часть вас?"
"А ну, кончай думать такое. Если здесь кому и можно думать такие
вещи, так это миссис Холмс, но она-то их не думает, стало быть, и тебе
нечего".
Эндрю вынул чемоданы из багажника и передал Говарду, который тихонько
спросил: "Как она, в порядке?"
- По-моему, да, - ответил Эндрю, тоже понизив голос. - Просто она
устала, вот и все. Вся насквозь устала, до самых своих корешков.
Говард кивнул, взял побитые чемоданы и пошел к дому. Он задержался
лишь на минуту, чтобы тихонько и почтительно козырнуть Одетте Холмс,
которую было почти не видно за притененными стеклами автомобиля.
Когда он ушел, Эндрю достал со дна багажника сложенную раму из
нержавеющей стали и начал раскладывать ее. Это было инвалидное кресло на
колесах.
С 19 августа 1959 года, уже примерно пять с половиной лет, у Одетты
Холмс не было ног от колен и ниже. Не было так же, как этих отсутствующих
часов и дней.
До случая в метро сознание Детты Уокер включалось всего несколько раз
- эти случаи были, как коралловые острова, которые кажутся изолированными
тем, кто находится над ними, тогда как на самом деле они - лишь бугорки на
позвоночнике длинного архипелага, расположенного главным образом под
водой. Одетта совершенно не подозревала о существовании Детты, а Детта не
имела ни малейшего представления о том, что существует такой человек, как
Одетта... но Детта, по крайней мере, ясно понимала, что что-то не так, что
кто-то выделывает с ее жизнью какие-то блядские фокусы. Воображение Одетты
превращало в роман все те разнообразные вещи, которые происходили, когда
ее телом управляла Детта; Детта была не настолько умна. Ей казалось, что
она что-то помнит, во всяком случае, какие-то отдельные моменты, но чаще
всего она ничего не помнила.
Детта сознавала (хотя бы частично), что у нее в сознании есть
какие-то провалы.
Она помнила фарфоровую тарелочку. Это-то она помнила. Помнила, как
сунула ее в карман своего платьица, все время озираясь через плечо - не
подглядывает ли Тетка Синька. Детта каким-то образом смутно понимала, что
фарфоровая тарелочка - не просто тарелочка, а напамять. Потому-то Детта ее
и взяла. Детта помнила, что отнесла ее в одно тайное место, которое она
знала под названием Свалки (хотя и не знала, откуда она это знает), к
дымящейся, засыпанной мусором ямке в земле, где она однажды видела
горящего младенца с пластмассовой кожей. Она помнила, как аккуратно
поставила тарелочку на засыпанную щебенкой землю и начала было топтать ее,
но остановилась, помнила, как сняла свои простые хлопчатобумажные трусики
и сунула их в карман, где перед этим лежала тарелочка, а потом осторожно
приложила указательный палец левой руки к разрезу у себя между ногами, где
Глупый Старый Бог плохо, неплотно соединил ее, как и всех других
девочек-и-женщин, но что-то хорошее в этом месте, видимо, все-таки было,
потому что она помнила пронзившее ее ощущение, помнила, как ей хотелось
нажать, помнила, каким восхитительным было ее влагалище, когда оно было
обнажено, когда его не отделяли от всего мира хлопчатобумажные трусики, и
она не нажимала, не нажимала до тех пор, пока не нажала ее туфелька, ее
черная лакированная туфелька, пока ее туфелька не нажала на тарелочку, вот
тогда
<<< 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 >>>
- -
|
|
