|
|
|
|
- -
последний раз ел
по-настоящему после обеда в понедельник, и теперь он вспомнил этот завтрак с
вполне понятной тоской), Пейна снабдил его несколькими листами бумаги и
свинцовым карандашом. И в течение многих часов, проведенных в заброшенном
доме, Деннис добросовестно трудился над запиской. Он писал, вычищал
написанное, переписывал, страшно хмурился во время перечитывания, почесывал
голову, затачивал ножом карандаш и писал опять. Он стеснялся своего
правописания и страшился забыть что-то очень важное из того, о чем ему
говорил Пейна. Уже было несколько моментов, когда его несчастный, измученный
мозг уже не работал, когда он жалел о том, что Пейна не задержался на час в
тот вечер, когда пришел Деннис, и не написал сам свою проклятую записку или
не продиктовал ее Арлену. Но, впрочем, в основном он был рад тому, что у
него есть работа. Он напряженно работал всю свою жизнь, и безделье
заставляло его чувствовать себя не в своей тарелке. Он бы предпочел
использовать для работы свое крепкое молодое тело, чем свои не столь крепкие
молодые мозги, но работа есть работа, и он был рад, что она у него есть.
В субботу к полудню у него было письмо, которым он был весьма
удовлетворен (что было хорошо, поскольку он доработался до того, что у него
осталось всего два листа бумаги). Он смотрел на письмо с каким-то восторгом.
Оно покрывало обе стороны листа и было гораздо длиннее всего, что он
когда-либо написал. Он свернул его до размеров пилюли и выглянул из окна
гостиной, нетерпеливо ожидая, когда достаточно стемнеет, чтобы уйти. Питер
видел собирающиеся тучи из своей жалкой гостиной на вершине башни, а Деннис
- из гостиной заброшенного дома; но оба были научены своими отцами - королем
и камердинером того же короля - читать небесные приметы, а Деннис еще и
подумал, что назавтра пойдет снег.
Около четырех часов, когда длинная голубая тень дома поползла от его
основания, Деннис уже не испытывал сильного желания отправляться в путь.
Идти ему надо было туда, где Флэгг, возможно, именно сейчас занимается своей
адской магией, именно сейчас, возможно, наводит справки об одном заболевшем
камердинере. Но сейчас его ощущения не имели особого значения, и он знал
это: для него наступило время исполнить свой долг, и подобно всем
камердинерам из его рода на протяжении веков, Деннис сделает все. что в его
силах.
Он вышел из дома, когда опустились сумерки, надел снегоступы и зашагал
через поле прямо в направлении главной башни замка. В его растревоженном
мозгу появилась мысль о волках, и ему оставалось лишь надеяться, что они не
появятся, а если и появятся, то не тронут его. Он не имел ни малейшего
представления о том, что Питер решил предпринять опасную попытку бежать уже
следующей ночью, но, подобно Пейне - и самому Питеру - он ощущал
необходимость поторопиться; ему казалось, что на сердце у него так же
сумрачно, как и в небе!
Пробиваясь через пустынные заснеженные поля, Деннис все время думал о
том, как проникнуть в замок, не будучи замеченным и окликнутым. Он думал,
что знает, как это сделать... если только Флэгг его не учует.
Не успел он мысленно произнести имя колдуна, как откуда-то из
безмолвной белой пустыни раздался вой волка. В темной комнате в подземелье
замка, в собствен ном кабинете колдуна, Флэгг внезапно выпрямился в кресле,
в котором он заснул, уронив себе на живот колдовскую книгу.
- Кто произносит имя Флэгга? - прошептал колдун, а двухголовый попугай
пронзительно вскрикнул.
Остановившись посередине длинного, пустынного, белого поля, Деннис
услышал этот голос, сухой и шершавый, у себя в голове. Он стоял, вдохнув и
затаив дыхание.
Когда он наконец выдохнул, воздух вырвался морозными клубами у него изо
рта. Он весь замерз, но, несмотря на это, у него на лбу выступили капли
пота.
Деннис услышал из-под ног отрывистые звуки - Пок! Пок! Пок! - когда
лопнули несколько шнурков прогнившей шнуровки.
В тишине завывал волк. Это был голодный, бездушный звук.
- Никого, - пробормотал в своем темном жилище Флэгг. Он был очень болен
- за всю свою долгую жизнь он мог припомнить не более трех-четырех раз,
когда болел - но он сильно простыл на севере, когда спал на промерзшей
земле, и, хоть болезнь и пошла на убыль, ему все еще было нехорошо.
- Никого. Почудилось. Вот и все.
Он взял книгу с колен, закрыл ее и положил на боковой столик -
поверхность столика была красиво обтянута человеческой кожей - и опять
откинулся в своем кресле. Вскоре он опять заснул.
<<< 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 >>>
- -
|
|
