|
|
|
|
- -
все закончится.
- Да ты просто сумасшедший
Ты думаешь? Ты уверен?
Нет. Больше он ни в чем не был уверен. За одним исключением: вся его
жизнь вращалась вокруг "Мизери" и продолжала зависеть от нее.
Его сознание поплыло.
Облако, - подумал он, - начни с облака.
К этому времени облако потемнело, сгустилось и как-то разгладилось.
Чувство парения уступило место чувству скольжения. Иногда приходили мысли,
иногда была полная пустота, а иногда он смутно слышал где-то вдалеке голос
Энни, звучащий с той же интонацией, какая была при сжигании рукописи, когда
огонь грозил выйти из
повиновения: Выпей это. Пол... на!
Скольжение?
Нет.
Это был не совсем правильный глагол. Более точным был угасание. Он
вспомнил телефонный звонок в три часа утра, когда он был в колледже.
Заспанный надзиратель четвертого этажа барабанил в его дверь, вызывая выйти
и ответить на проклятый звонок. Это была мать: "Приезжай домой как можно
скорее, Паули. Отца разбил паралич. Он угасает". И он помчался домой так
быстро, как только мог, выжимая из своего старенького Форда все 70 несмотря
на то, что свыше 50 появлялось угловое колебание передних колес; но все было
напрасно. Когда он прибыл на место, отец уже больше не угасал. Он угас.
Насколько близок он сам был к состоянию угасания в ту ночь с топором?
Он не знал, но почти полное отсутствие боли в течение последующей недели
после ампутации ноги было явным показателем, насколько близко. Это и паника
в ее голосе.
Он лежал в полукоме, тяжело дыша из-за респираторной депрессии, которая
явилась побочным эффектом лекарств; снова была поставлена капельница с
глюкозой. Но из этого состояния его вывел барабанный бой и жужжание пчел.
Барабаны Боурка.
Пчелы Боурка.
Видения Боурка.
Он медленно и неумолимо истекал кровью, которая уходила в землю и
племена, которые не пересекали границ бумаги, на которой он писал.
Видение божества, лицо божества, задумчивое и выветренное, неясно
вырисовывалось сквозь зелень джунглей. Черное божество, черный континент,
каменная голова, полная пчел. Но над всем этим возникала картина,
становящаяся со временем все яснее и яснее (как будто гигантский слайд
проектировался напротив облака, в котором он лежал). Это была поляна, на
которой стояло только одно эвкалиптовое дерево. С самой нижней ветки его
свисала пара старомодных стальных наручников. Вокруг них вились пчелы.
Наручники были пустыми. Они были пустыми, потому что Мизери...
...сбежала? Она сбежала, не так ли? Именно так предполагались
разворачиваться события?
Вполне возможно..., но сейчас он не был в этом уверен. Именно ли это
означали пустые наручники? Или, может быть, ее утащили? Утащили вовнутрь
идола? Утащили к царице пчел. Великому Детищу Боуркас?
Ты тоже был Шехерезадой для себя.
Для кого ты рассказываешь эту историю. Пол? Кому ты ее рассказываешь?
Энни?
Конечно нет.
Появилась боль. И зуд. Облако начало снова светлеть и в нем появился
просвет. Пол мельком осмотрел комнату, которая была плоха, и Энни, которая
была еще хуже. И все же он решил жить. Одна его половина, которая была так
же расположена к сериалам, как Энни, решила, что он не может умереть пока не
увидит, чем все это закончится.
Убежала ли она с помощью Яна и Джеффри?
Или ее утащили в голову божества?
Нелепо, но на все эти глупые вопросы требовался ответ.
Она не позволяла ему возвращаться к работе - не сразу. Он видел по ее
глазам, как она испугалась и все еще была напугана. Насколько близок он был
к концу. Она проявляла подчеркнутую заботу о нем: меняла повязки на
мокнувшем обрубке через каждые восемь часов (а сначала она заявила ему с
видом человека, который знает, что она никогда не получит медаль за
содеянное, хотя и заслуживает ее, что она делала перевязки каждые четыре
часа), обмывала губкой, обтирала спиртом, как будто отрицая, что уже
сделала. Работа, - сказала она, - навредит ему. Она задержит твое
выздоровление. Пол. Я не говорила бы так, если бы это было неправдой, поверь
мне. По крайней мере ты знаешь, что будет дальше. Я умираю от любопытства.
Оказалось, она прочитала все, что он написал, можно сказать, всю его
предоперационную работу, пока он медленно умирал... более трехсот страниц
рукописи. В последние сорок страниц он не вставил "н"; Энни сделала это. Она
показала ему свою работу с вызывающей гордостью. Ее "н" были аккуратны, как
в учебнике,
<<< 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 >>>
- -
|
|
