|
|
|
|
- -
валун, полузанесенный снегом. Все те простые вещи, которым научила
его Анн-Мари и которые он запросто бы сделал в спокойной обстановке,
выскочили у него из головы. По сути дела, он потерял соображение от страха,
сковавшего и тело и мозг.
Он несся со скоростью.., кажется, двадцать миль в час? Или тридцать? А,
может быть, все сорок? Ледяной ветер хлестал его по лицу, а он неуклонно
несся к заснеженной роще... Он сворачивал в сторону от рощи под углом,
недостаточно большим, однако, чтобы уберечься от смертельного столкновения.
Конечно, он удалялся от опасной лыжни, и если бы ему удалось остановиться, и
остановиться быстро, он мог бы уцелеть.
Она снова что-то кричала, и он подумал: "Тормозить? Неужели она
действительно так сказала? Это он-то, который едва стоит на лыжах, должен,
по ее мнению, тормозить?"
Он пытался повернуть направо, однако его лыжи упорно придерживались
выбранного курса.
Гарденер видел, как дерево, в которое ему предстояло врезаться (старая,
шершавая сосна), неуклонно приближалось к нему. Ее ствол был обвязан красной
тряпкой - предупреждение об опасности, которое оказалось бесполезным.
Он снова попытался свернуть, но совсем забыл, как это делается.
Казалось, он стоит на месте, а дерево несется навстречу; на всю жизнь
он запомнил приближающийся к нему, как в замедленной съемке, ствол, опавшие
шишки, усеявшие снег, потрескавшуюся кору с глазками от отвалившихся сучков,
корявую ветку, на которую ему предстоит наткнуться, маленькое дупло, и,
наконец, красную полоску - сигнал об опасности.
Только когда Анн-Мари снова закричала, он заметил, что заливается
слезами.
ШШШШШШШШ...
- Эй, мистер? Мистер, с вами все в порядке?
Гарденер вскочил, как ошпаренный, озираясь по сторонам; он ждал, что
боль нахлынет снова и сведет виски. Нет, боли не было. Его слегка качало от
голода, но голова была ясная. Каким-то чудесным образом боль исчезла, пока
он спал, - наверно, она исчезла уже тогда, когда ему снилась злосчастная
вылазка на лыжах.
- Я в порядке, - проговорил он, осматриваясь. Голова закружилась, но,
скорее, от истощения. Девица, в обкромсанных джинсовых шортах, заливалась
смехом. - Вы выбрали не очень удобное место для сна. Ничего удивительного в
том, что вы бормотали и вскрикивали во сне.
Гарденер обнаружил себя в фургончике - и тут-то все стало на свои
места.
- Бормотал и вскрикивал, вы говорите?
- Ага. И причем, очень беспокойно.
- Да, сон был не из приятных, - подтвердил Гард.
- Вот, попробуй-ка, - сказала девица, протянув ему самокрутку с
марихуаной. На клочке газеты была фотография старины Дика Никсона (в синем
костюме, с пальцами, сложенными в его излюбленный знак "V" - победа).
- Гарантирует защиту от любых кошмаров, - торжественно добавила девица.
Именно так мне говорили и про алкоголь, солнышко. Но это далеко не
всегда соответствует истине. Можешь мне поверить.
Из вежливости он один раз легонько затянулся, в голове снова все
поплыло. Взглянув на примостившуюся у двери вагона девицу, он попросил:
- Вы знаете, я бы предпочел что-нибудь съесть.
- Возьмите коробку сухого печенья, - отозвался водитель, повернувшись к
Гарду. - Все остальное мы уже съели. Бивер слопал даже засохший чернослив.
Очень жаль.
- Бивер съест все, что угодно, - отозвалась девица в обрезанных шортах.
В разговор вмешался ребенок, примостившийся на откидном сидении. Теперь
Гард смог его рассмотреть: упитанный мальчонка с розовой пухлой мордашкой.
- Не правда, - заявил он. - Не правда. А вот и нет; я ведь никогда не
съедал свою маму.
Все, включая Гарденера, расхохотались. Немножко отдышавшись, он сказал:
- Сойдет и печенье. Тоже неплохо.
И действительно крекеры были что надо. Осторожно и тщательно он
прожевывал первый, сомневаясь, примет ли желудок пищу. Нет, не тошнит. И тут
он принялся наворачивать крекеры целыми горстями, отправляя их в урчащий
желудок.
Когда он ел в последний раз? Бог его знает. Все воспоминания о восьми
днях запоя стерлись из памяти. По опыту он знал, что, ударившись в запой, он
почти ничего не ест, и частенько все съеденное идет не в прок. Как,
например, та пицца, которую он ел, пытался есть, в тот судьбоносный вечер
1980 года. В тот самый вечер, когда он прострелил Hope щеку.
- Ты мог повредить один или оба зрительных нерва! - орал на него
адвокат Норы. - Частичная или полная слепота! Паралич! Смерть!
<<< 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 >>>
- -
|
|
