|
|
|
|
- -
/> Но времена могущества Роланда подходили к концу. По мере того, как его
значимость угасала вместе со здоровьем, он все чаще ловил себя на том, что
вспоминает, как он жаловался Саше или Флэггу: "Неужели все эти люди никогда
не оставят меня в покое?" Это воспоминание вызывало у него горестную улыбку.
Теперь, когда его оставили в покое, ему не хватало этих людей.
Томас ощущал презрение к отцу, потому что, оставаясь в одиночестве,
люди редко выглядят наилучшим образом. Они обычно сбрасывают маску
вежливости, подтянутости и благовоспитанности. А что под ней? Какое-нибудь
бородавчатое чудовище? Что-нибудь отвратительное, что может заставить людей
с криками разбежаться? Иногда, пожалуй, но обычно не настолько все плохо.
Обычно люди просто посмеиваются, увидев нас без маски - посмеются, сделают
гримасу отвращения или то и другое одновременно.
Томас видел, что его отец, которого он всегда любил и боялся, который
всегда казался ему самым великим человеком в мире, часто ковырял в носу,
оставаясь один. Он копался сначала в одной ноздре, потом - в другой, пока не
доставал оттуда жирную зеленую козявку. Он разглядывал ее с глубоким
удовлетворением, поворачивая ее на свету от камина то так, то эдак, подобно
тому, как ювелир мог бы поворачивать особенно красивый изумруд. Затем он
чаще всего растирал их под стулом, на котором сидел. Иногда, стыдно сказать,
он засовывал их к себе в рот и жевал с выражением задумчивой радости на
лице. За вечер он выпивал лишь один стакан вина - стакан, который приносил
ему Питер - но после ухода Питера он пил то, что казалось Томасу огромным
количеством пива (лишь многие годы спустя Томас понял, что отец просто не
хотел, чтобы Питер видел его пьяным), а когда он хотел помочиться, он редко
использовал стоявший в углу унитаз. Чаще всего он просто вставал и писал в
камин, часто при этом попукивая.
Он разговаривал сам с собой. Иногда расхаживал по длинному залу, как
человек, неуверенный в том, где он находится, разговаривая то ли с пустотой,
то ли с головами, развешанными по стенам.
- Я помню тот день, когда мы взяли тебя, Бонзи, - говорил он одной из
лосиных голов (одно из его чудачеств заключалось в том, что все свои трофеи
он называл по именам). - Со мной был Толстяк Билл и тот парень с большой
шишкой на щеке. Я помню, как ты вышел из-за деревьев, и тогда Билл
выстрелил, и тот парень выстрелил, а потом я пустил стрелу...
Потом отец изображал, как он пускал стрелу, подняв ногу и даже пухнув,
когда показывал, как он натягивал тетиву и стрелял. И при этом он издал
пронзительный, неприятный старческий смешок.
Через некоторое время Томас задвигал маленькие пане ли и опять
крадучись уходил по коридору. В голове у него пульсировало, а на лице была
неспокойная ухмылка - словом, он чувствовал себя как мальчишка, наевшийся
зеленых яблок и знающий, что завтра утром он может себя плохо почувствовать.
И это был его отец, которого он всегда любил и боялся? Этот старик,
который пукал, распространяя отвратительную вонь? И это был король, которого
верные подданные называли Роландом Добрым?
Он писал в камин, издавая при этом еще большую вонь. И это был человек,
разбивший ему сердце тем, что ему не понравилась его лодка?
Он разговаривал с головами чучел на стенах, называя их дурацкими
именами вроде Вонзи, Стег-Пул или Пакерс тринг; он ковырял в носу и иногда
поедал козявки.
"Ты мне больше не нужен, - думал Томас, проверяя через окно свободен ли
коридор, и затем, как вор, прокрадывался обратно в свою комнату. - Ты
мерзкий глупый старикашка, и ты для меня - ничто! Ничтожество! Ноль!"
Но все-таки чем-то он для Томаса был. Какая-то часть его продолжала
любить Роланда все так же - часть его хотела пойти к отцу, чтобы у того был
более подходящий собеседник, чем галерея чучел на стенах.
И все же, была еще и та его часть, которая предпочитала шпионить.
В тот вечер, когда Флэгг пришел в покои короля Роланда с бокалом
отравленного вина, Томас впервые за долгое время осмелился пойти шпионить.
Для этого была основательная причина.
Однажды ночью, месяца за три до этого, Томас обнаружил, что не может
заснуть. Он вертелся с боку на бок, пока не услышал, как глашатай прокричал
одиннадцать часов. Тогда он встал, оделся и вышел из комнаты. Не прошло и
десяти минут, как он уже заглядывал в комнату отца. Он думал, что отец,
наверное, спит, но Роланд бодрствовал и был очень очень пьян. Томас и раньше
много раз видел отца пьяным, но ни разу - в состоянии, хоть отдаленно
напоминающем
<<< 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 >>>
- -
|
|
