|
|
|
|
- -
его увлажнились.
- Мы все печалимся об ее уходе, - руки Джеффри беспокойно мусолили полу
муслиновой рубашки.
- О, да, сэр, мы очень печалимся, сэр, очень, - слова Колтера были
заглушены носовым платком, но Джеффри видел его глаза, тот действительно
плакал. Последние крохи его досады растворились в жалости. - Она была
хорошей леди, сэр! Да, она была чудесной леди. Просто не представляю, как
Его Светлость переживает такой ужас...
- Да-да, она была, она была прекрасной, - нежно сказал Джеффри, с
испугом обнаружив, что у него самого вот-вот хлынут как августовский дождь
слезы. - И иногда, Колтер, когда кто-то, особенно кто-то очень хороший
умирает, кто-то, кто очень дорог нам - мы понимаем, как трудно смириться с
тем, что он покидает нас. И тогда мы можем вообразить, будто они и не
умирали. Ты понимаешь меня?
- Понимаю, сэр, а то как же, понимаю! - нетерпеливо сказал. Колтер, -
но эти звуки... сэр, если бы вы их только слышали!
- Что за звуки ты имеешь в виду? - терпеливо спросил Джеффри.
Он думал, что Колтер начнет говорить о звуках, которые могли бы быть не
больше, чем шум ветра в деревьях, звуки, преувеличенные его воображением,
конечно, или, быть может, барсук строит плотину на речке, которая течет как
раз позади церкви. И потому он не был готов услышать слова Колтера:
- Поскребывание, сэр! Такие звуки, как будто она осталась жива там,
внизу, и теперь проделывает себе дорогу назад на землю, к жизни, вот какие
звуки!
Пятнадцать минут спустя, снова оставшись в одиночестве, Джеффри подошел
к буфету в столовой. Его шатало, как если бы он пробирался по палубе во
время шторма. Он чувствовал, будто его самого носит в бушующем океане. Он
мог бы поверить, что лихорадка, которую почти восторженно предсказывал
доктор Шайнбон, наконец явилась и принесла с собой месть. Но не лихорадка
была причиной того, что щеки его раскраснелись, а лицо сделалось словно
восковым; не лихорадка заставила его руки трястись так, что он чуть не
уронил графин с бренди, когда доставал его из буфета.
Если бы был шанс - хоть малейший шанс, что чудовищная идея, пустившая
корни в разуме Колтера, оправдается, медлить больше не имеет смысла.
Он почувствовал, что ему надо выпить, иначе он упадет в обморок. И тут
Джеффри Эллибертон сделал нечто, чего он никогда в жизни не делал и никогда
больше не сделает. Он поднял графин и стал пить из горлышка.
Потом он отступил на шаг и прошептал:
- Посмотрим. Обязательно посмотрим. И если вся эта безумная идея
окажется не больше, чем бред полоумного могильщика, уши старины Колтера
будут болтаться у меня на цепочке от часов и мне плевать, любил он Мизери
или нет.
Коляска, запряженная пони, везла его под жутким неспокойным небом, где
почти полная луна то выныривала, то вновь исчезала среди мчащихся облачных
изломов, словно ища и не находя покоя. Выходя из дому, он лишь на мгновение
замешкался у стенного шкафа в прихожей, чтобы накинуть на себя первую
попавшуюся под руки вещь, ею оказался темнобордового цвета жакет. Фалды
развевались позади, когда он подхлестывал старушку Мери. Старой кобыле не
очень нравилось, что хозяин ее так торопится, а Джеффри не нравилась боль, в
плече и боку... но это было не так важно.
Поскребывание, сэр! Такие звуки, словно она все еще жива там, внизу, и
пытается выбраться оттуда...
Само по себе предположение Колтера не привело бы его в такой ужас, если
бы он не помнил, как он пришел в усадьбу на следующий день после смерти
Мизери. Они с Яном посмотрели друг на друга и Ян попытался улыбнуться, хотя
глаза его были полны слез.
- Может было бы полегче, - сказал Ян, - если бы она... ну... была бы
похожа на мертвую... понимаешь... а то она совсем как живая, словно спит.
- Вздор, - сказал Джеффри, пытаясь улыбнуться. - Люди из похоронного
бюро постарались и...
- Люди из похоронного бюро!!! - Ян почти визжал, и Джеффри понял, что
одной ногой его друг уже стоит на пороге безумия. - Кровопийцы, чтобы никого
из них больше не было в моем доме!!! Я больше не позволю им приходить сюда и
румянить мою любимую, будто куклу какую-то и разрисовывать ее.
- Ян! Милый друг! Конечно нет, ты не должен. - Джеффри похлопал его по
плечу и попытался обнять. Двое мужчин бросились в объятья друг другу как два
испуганных и уставших ребенка, в то время как в другой комнате ребенок
Мизери, которому исполнился день, и пока еще не имел имени, проснулся и стал
плакать. Миссис Ремидж, чье доброе, полное нежной ласки сердце было разбито,
начала петь ему
<<< 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 >>>
- -
|
|
